Хто такія «гыцалі» і дзе была Сліжоўка? Успаміны пра пасляваенны Гродна

Аляксандр Пятроў - гродзенскі старажыл і аўтар чатырох кніг па турызме — працягвае дзяліцца гісторыямі з Гродна 1940−50-х. Гэтым разам ён успамінае пра транспарт у горадзе, забудову ў занёманскай частцы і чаму гродзенцаў на Ласасянскай называлі «амерыканцамі».

Чытайце першую частку: Развалины на Советской, взрывы на Немане и строительство моста. Гродненец рассказывает про послевоенную жизнь в городе

Транспарт: улетку падводы, зімой сані

У пасляваенным Гродне ў коннага транспарту была поўная манаполія на забеспячэнне жыццядзейнасці горада, успамінае Аляксандр. У гандлёвых арганізацыях былі не гаражы, а стайні, тавар па крамах развозілі на падводах, зімой на санях. На санях жа развозілі і лёд для лядоўняў - скляпоў, якія замянялі ў той час халадзільнікі.

Калі на Нёмане лёд станавіўся досыць тоўстым, крыху ніжэй моста пачыналіся працы па яго здабычы. Пілавалі змёрзлую раку звычайнымі ручнымі піламі.

«Сані, гружаныя прастакутнымі блакітнымі грудамі, нагадвалі айсбергі, што быццам плылі па горадзе. У гарадскіх жыхароў коней з вазамі было мала, некаторыя выконвалі ролю цяперашніх грузатаксі. Трэба нешта перавезці - ідзі да гаспадара. Паняцці „патэлефанаваць“ не існавала, тэлефонаў не было нават у большасці арганізацый», — успамінае Аляксандр.

Пан Костак і танк на дне Нёмана

Самым вядомым перавозчыкам у горадзе для Аляксандра быў яго сусед па Ласасянскім завулку — пан Костак. Яго «платформа» была вышэйшага класу — на рысорах, з мяккім гумовым ходам.

«Збор другаснай сыравіны была важнай запамогай, галоўным чынам сярод моладзі. Прымалі не толькі каштоўны металалом, але і рыззё, косці, паперу. Знайсці дарагую медзь было цяжка, а вось жалеза вакол было шмат. Пан Костак займаўся гэтай справай па-буйному, прывозіў нават з разбураных фартоў сталёвыя каўпакі па паўтоны вагай. Неяк па сакрэце ён сказаў мне, што ведае, дзе ў Нёмане, праламаўшы лёд, патануў танк, і ён хоча яго падняць. Але не паспеў, трагічна загінуў - зваліўся ў калодзеж».

Убачыў машыну — настрой падымаецца

Аляксандр успамінае, што ў кірмашовыя дні горад запаўнялі вазы (узімку — сані) сялян, якія прыехалі з навакольных вёсак. Аўтамабіль можна было ўбачыць рэдка.

«Мы выходзілі на «ажыўленую» дарогу і гадзінамі чакалі - праедзе машына ці не. Калі ўбачыў - настрой падымаецца. Нездарма правёў час, ёсць пра што расказаць калегам.

Амаль усе гэтыя машыны былі «паўтаратонкамі». У большасці з іх у кузаве на саломе ляжалі, сядзелі байцы НКВД з доўгімі вінтоўкамі і сабакамі".

У паваенны час кожны гараджанін ведаў, што вакол горада неспакойна, успамінае гродзенец. «То настаўніка заб’юць, то каля Фолюша піянера за гальштук павесяць», — кажа Аляксандр. Пры гэтым бандытамі называлі не толькі сапраўдных бандытаў, але і наогул усіх, хто быў хоць чым-небудзь незадаволены.

Общественный транспорт и два первых маршрута

Легковых автомобилей Александр практически не видел. Раз в месяц ему на глаза мог попасться какой-нибудь немецкий трофейный Opel.

«В каком году в городе появился общественный транспорт, точно не помню. Видимо, в 1950—1951, после открытия нового моста. „Автобусный парк“ состоял из двух носатых единиц. База их была на месте нынешнего института усовершенствования учителей [Гродненский областной институт развития образования на улице Гагарина — Hrodna.life]. Небольшие, с одной дверью, которую открывал водитель с помощью длинного рычага».

Сначала в Гродно было два маршрута, по одному автобусу на каждый. № 1 — от станции Лососно до ж/д вокзала — и № 2 — от деревни Лососно до ж/д вокзала. Оба шли по улицам Советской и Ожешко. Вошёл и вышел на одной стороне Немана — с тебя 50 копеек, переехал мост — рубль.

«Многие возмущались такой несправедливости. Ведь на каждой стороне было до пяти остановок, а переехать мост — всего одна. Не помню, чтобы этот общественный транспорт был перегружен. Неизбалованный народ привык ходить пешком. Включая безногих инвалидов, с грохотом носившихся по тротуарам на коротких досках, оснащённых шарикоподшипниками, отталкиваясь чёрными ладонями от дороги. Грохотали с год, а потом сразу все пропали».

Говновозы

Александр говорит, что нельзя не отметить один подвид гужевого транспорта в Гродно. На всех гродненских языках — беларусском, польском, русском и даже на идиш специалистов этого подвида называли одинаково — говновозы.

«Их в городе было немного, встречались нечасто, но знал о них каждый. При каждом доме удобства были во дворе. И как ни скудно было питание, но туалеты всё-таки заполнялись. И тогда звали его. С конём, телегой, на которой закреплена большая деревянная бочка. Переливал говновоз продукт полуведровым черпаком с длинной ручкой. Работал не спеша, процесс занимал час или более. Вонь стояла страшная. Аромат растекался во все стороны метров на сто и люди бросались плотно закрывать форточки, окна и двери. Если не было ветра, запах держался долго».

Чем занимались «гыцали»

В послевоенные годы гужевым транспортом пользовались люди еще одной профессии. Их именовали польским словом hycel (гыцаль). У них на телеге стояла клетка для собак. «Гыцали» ездили по городу и отлавливали бездомных животных.

«Они приманивали собак чем-то вкусным. Когда доверчивый пёс приближался „на выстрел“, накидывали на шею аркан и тащили в клетку. Куда „гыцали“ увозили собак, что они потом делали с тушками — никто не знал. Узнать, что к нам пожаловал такой охотник, было несложно по хору уже пойманных собак в клетке. Тут все пацаны выскакивали из домов и старались как-нибудь навредить живодёру. Отгоняли уличных собак, громко дразнились „Гыцаль, гыцаль!“, стреляли из рогаток, кидали камнями по лошадям, чтобы они убегали».

Занемонье и гавань

Послевоенное детство Александра прошло в левобережней части города. Ее все называли, как он говорит, — Занемонье, а жителей — занемонцы. На запад от ул. Горновых, где жил Александр [улицы Гданская (1946 — 1948), Зана (до 1953), Лососянский переулок (до 1964)], он знал каждую улицу, почти каждый дом.

«Начнём от моста. На самой верхатуре, параллельно Неману, идёт улица Дарвина, а тогда Уланская. Вдоль неё, слева и справа от виадука, над самым обрывом тянулся окоп. Свеженький, ещё не заросший травой. Палками перерыли его весь, искали что-либо интересное. Конкурентам повезло — нашли гранату, а нашей банде попадались только винтовочные гильзы. Немецкие, значит и окопы были немецкие. Обстреливали наших на противоположном берегу».

От моста по берегу Немана, вниз по его течению сейчас многое изменилось. На месте сквера находилась большая лесопилка. Александр говорит, что та территория была «царством гор из брёвен и сосновой коры». Кора была хорошим сырьём для вырезания корабликов.

«Древесина приплывала по Неману в виде плотов. Несколько из них всегда ожидали очереди на разборку в ловушке, образованной такими же плотами, но стоящими на якорях.

Пригоняли плоты издалека, по несколько штук в караване. В центре всегда стоял шалаш, рядом оборудовано место для костра. Плотогонов обычно было двое. Попасть в ловушку — самая сложная и ответственная их задача, а тут ещё надо прогонять непрошенных экскурсантов, залезавших на плот, как тараканы, со всех сторон. Для нас проплыть на плоту было шиком, а для них наш шик был нарушением инструкции".

Читайте также: «Мы з бацькам былі плытагонамі». Успаміны гродзенца, які дапамагаў сплаўляць лес па Нёмане

Чуть ниже по Неману — гавань, место стоянки гродненских судов всех типов. Там, где вход в залив соединяется с Неманом, был небольшой, но очень популярный среди гродненских пацанов пляж, который тоже назывался Гавань.

«Мелочь барахталась в лягушатнике залива, „опытные“ выплывали на просторы Немана. Забавой № 1 было катание на волнах от проходящего парохода. Главным был „Александр Пушкин“ с большими колёсами по бокам. „За польскім часам“ он, кажется, назывался „Radziwiłł“ [на самом деле он назывался „Jagiełło“ — Hrodna.life]. Считаные асы ухитрялись на плаву схватиться за вращающиеся лопасти и не отпускать, пока они не вытянут героя из воды. Это считалось почти подвигом. Попозже появился пассажирский теплоход „Мария Мельникайте“. На нём катали экскурсии учащихся и трудящихся».

Слижовка

Над улицей Краснопартизанской возвышалось «плато» без единого домика — будущие улицы Гагарина и Мира. У поля, где росли овощи, было и своё название — Слижовка.

«Этимологию этого оригинального названия и сейчас не могу понять. Слиж — название неманской рыбки, но рыба вроде здесь не причём. С трёх сторон Слижовка окружена глубокими крутыми склонами и словно создана для строительства на ней оборонительных сооружений. Но служила только мирному огородному делу. Начиналось поле сразу от костёла, на юге границей служил глубокий овраг с маленьким ручейком. Снежной зимой — а снежными были все зимы — овраг служил спортивным полигоном, был радостью детям. Санки, лыжи, беготня, крики до темноты. Там же можно было увидеть и убегающего зайца».

«Американцы»

По ул. Советских пограничников (тогда — Лососянской) город заканчивался улицей Монюшко и домами двух «американцев» — слева и справа. В 1961 году за ними построили обувную фабрику. Александр помнит, почему этих людей называли «американцами».

«В 1930-х два гродненских поляка поехали в Америку на заработки. Там себя не жалели, а когда через несколько лет вернулись, на заработанные деньги купили по большому куску земли. Один слева, другой справа от дороги из Гродно в деревню Лососно. Построили друг против друга добротные дома.

Но тут — бац! — 1939-й год. Было ваше, стало наше. Дома, правда, не отняли, как у многих других, оставили и огород. Горе и злоба стала уделом их жизни. Были нелюдимыми, ни с кем не общались, их почти не видели на улице. Никто не знал ни их имени, ни фамилии. Называли просто — «Американец левый» и «Американец правый». Сейчас от их домов не осталось и следа".