«Видишь, что мне сделали менты? Они же мне помогли». Блогер Vadimati — о 10-летних отношениях, детях, заочных уголовках и страхе смерти

В 2020 году Vadimati из лайфстайл-блогера стал еще и политическим. Это не взялось из ниоткуда: по образованию он юрист, а в уличных акциях участвовал еще в 2011 году. За активность Вадима посадили на три года, а силовики публично рассказали о его сексуальных предпочтениях. В беседе с журналисткой Hrodna.life блогер и бывший политзаключенный Вадим Ермашук честно рассказал, как в 11 лет осиротел со смертью мамы, как 10 лет скрывал отношения с партнером, готов ли простить обидчиков и боится ли встретить собственную смерть.

Как ты можешь описать мне Беларусь, которую ты покидал?

Неоднозначная Беларусь. Я не понимал вообще, что происходит. Все люди, которые бок о бок с тобой стояли, даже Астахова Наташка (ведущая из Гродно — Hrodna.life), подвела немножко, я разочаровался в этом человеке. Все боятся что-то пикнуть, что-то сказать. Блин, зачем я это все делал? Зачем мы вообще это все начинали? И так хорошо, «Барашка» (гродненский ресторан — Hrodna.life) напротив тюрьмы, концерты. Все вроде бы нормально, люди кушают, пьют, чарочники-шкварочники. Мне было обидно, я провел три года в этих мучениях, и слышал такое от людей, кто стоял бок о бок с тобой на памятнике Ленина (речь об акциях протеста на площади Ленина — Hrodna.life).

Но в то же время колоссальная поддержка людей. И в еде, и финансово, и в одежде. Моя семья была в шоке. Со мной кто остались? Семья, мои друзья. Единственный случай, когда человек [от меня] отвернулся. Я думаю, что он на них работает. Мы же не знаем, кто в спецслужбах работает. Я хочу сейчас много говорить, называть имена всех. Вот я их всех запомнил.

«Замалчивать нельзя. Молчание порождает действие»

Почему для тебя это важно — проговорить, назвать всех?

Эти люди же живут, они ходят в магазины. Я не призываю их бить, я не призываю их уничтожать. Я хочу, чтобы люди видели, что они совершали преступления по отношению ко мне. Огласка должна быть. Я не подниму на них оружие. Единственное, что бы я сделал со своими мучителями — привязал бы скотчем к столбам, чтобы они насильно смотрели концерт свободных белорусов.

В центре занятости они меня все время хотели устроить на работу. А у меня больничные идут. Вот расскажу историю: я записался к стоматологу — к нему сложно записаться. Друзья мне дали денюжку. Меня вызвали на собрание в УВД, начальник Сорока, «устраивать на работу будем». Я говорю: я всё равно лечиться сейчас буду, грыжу делать — тогда еще не показало злокачественную меланому. Короче, я опоздал к зубному, и всё, только через полтора месяца. И начал этому Сороке звонить каждый день, чтоб он мне делал зубы. И он начал от меня скрываться. Потом у меня появилась онкология — они были в шоке.

Что ты будешь делать со всеми этими фамилиями, которые записываешь?

Я не злопамятный, но память у меня хорошая. Ну, я приду к ним в гости. Знаешь Потаповну (депутат Елена Потапова — Hrodna.life)? У нее коттедж в Зарице — я приду к ней жить. Там семья из пяти человек, у меня квартира 50 квадратов. Скажу, освободите, я вам дарю свою квартиру, буду у вас жить за твою рожу.

Что ты скажешь этим людям, когда вернешься?

Я добрый человек, я прощу их. Я за люстрацию, но не сильную, потому что там все-таки люди есть. Все люди, которые принимали законы, указы, давали распоряжения — их должно коснуться. Которые выполняли — ну, кто-то боялся… Ну, люстрацию делать — надо даже учителей [люстрировать], которые сидят на избиркомах. Я уважаю своих учителей, многие мне помогли после освобождения. Я, значит, не говно человек был, если мне учителя помогали.

Ты пишешь про силовиков, про депутатов. Не боишься заочных уголовок?

Нет. Пусть они хоть тысячу этих уголовок заведут. Что это уже решит? Я же не оскорбляю. Если «гнида» пишу, то «гни.а», «залупа» — «за.упа». Оскорблений-то нету.

О Газманове на Советской и невозможности оставаться в Беларуси

Ты ругал тех, кто веселится, ходит на праздники. Почему ты это делаешь?

Во всем мире такого нету — праздник во время чумы. В нормальной стране это бойкотируется. А у нас на постсоветском пространстве чарка-шкварка и танцы. Не знаю, ты помнишь акции хлопков (речь об акциях протеста в 2011 году, когда люди собирались и молча аплодировали — Hrodna.life). Я до сих пор помню группу «Цвет Алоэ». Их вызвали БРСМ, встали вокруг сцены. И все люди, которые пришли против, отвернулись жопой. Вот это реакция на концерт. Почему жопой к Газманову и Стасе Михайловне не повернулись? Нет, наши лезут. Там же (в тюрьме в центре Гродно) сидят люди, которые на эту площадь выходили недавно.

Почему ты уехал из Беларуси?

Прихожу я вечером домой, открываю почтовый ящик — лежит письмо из прокуратуры. Что делать? Звоню своим друзьям. Проблэма. Потом мне сказали, что у меня суд 27 числа и 25 я бежал. Резко. Никто не знал. Я заказал трансфер из дома прямо во Внуково. 450 евро — ночью я выезжал. Два дня в Тбилиси. Ребята говорили не выходить, но я сходил в центр.

Помогали выезжать мои друзья. Не знаю, через кого или что. Я платил за трансфер, а остальные билеты мне покупались.

Как думаешь, экс-политзаключенный может остаться в Беларуси и жить комфортно?

Я думал, что да, но нет. Наверное, немедийный может, но зная мой характер… Я всегда что-то ляпну. Боль и обида у меня оставались — и они это чувствовали. Меня очень не любил ГУБОПиК. Знаешь, какие необразованные люди работают? У них даже разговоры, когда в бусике едут — кукурузу девушке в п**ду засунуть. Это какое мышление должно быть у людей извращенное? Средневековье какое-то.

Как поживает твой сбор, удается собрать деньги?

Да, нормально, я не ожидал. Спасибо всем тем, кто меня поддерживает. Надеюсь, что мой сбор соберется и превысит [сумму]. Потому что, честно сказать, помимо онкологии мне надо делать операцию на грыжу. Моя грыжа не прижилась после операции — может, сумками натягался в аэропорту. Остеохондроз, МРТ спины стоит сделать, лечу хронический простатит. Живешь на холоде, спишь на нарах.

О смерти мамы и отце, которого не видел

Расскажи про себя. Ты говоришь, что ты сирота. Как это так получилось?

Лучшая подруга моей мамы познакомила ее со своим братом. Он меня сделал, испугался и бросил маму мою где-то на седьмом месяце беременности. Отец мой живой. В 30 лет я как-то хотел его найти. Я его даже фотографии не видел. Я не знаю, на кого я похож. Мне все говорят, конечно, на маму. Но я отцу своему благодарен. За то, что он меня сделал таким офигенным. Я ему благодарен только за сперматозоид.

А фамилия у тебя мамина?

Да. Отцовская у меня фамилия Лавик. Он в Красносельском, у него семья. У меня есть сестра по отцовской линии. Я бы хотел с ней познакомиться.

Мама моя была главным нотариусом Октябрьского района. Очень уважаемый человек. Ее документами до сих пор пользуются люди. Когда мама умерла, мне визитки только вот так вот давали. Я как помню мамину смерть? Ко мне все с подарками приходят. Тетрисы там. Я понимал, что с мамой все плохо. Дома у тети, когда она уже лежала, я читал молитвы, чтобы все хорошо с ней было. Смерть мамину не показали (мама Вадима умерла от рака легких — Hrodna.life). Увезли на мою квартиру, где она жила. Я знал, что мама умрет. Меня подготовили к этому. У нас не было боязни показать смерть. В одном подъезде свадьба, в другом — похороны. Зачем скрывать от человека жизнь? Ребенок тоже должен понимать.

Да, это был удар в 11 лет, но я был ребенком. Меня тетя с дядей так воспитали, так обогрели. Тяжелее я пережил смерть бабушки в 25 лет.

Жизнь без отца какой-то отпечаток наложил на тебя?

Мама замуж вышла. И был у меня Игорь, я его «папой» называл, я его фамилию брал. Он живет в США. Вышел на связь, хочет, чтобы я приехал в Чикаго. У моей тети тоже неоднозначное отношение к нему, потому что он бросил маму. Я не могу его винить ни в чем — это жизнь моей мамы была. Видишь, я прощаю людей. Я переворачиваю страницы.

Ты, кстати, сам хочешь детей?

У меня шесть крестников, для меня дети — это самое святое. Может, сделаю, как Киркоров или Лазарев, они же тоже пи**расы. Будешь суррогатной мамкой моей?

Боюсь, что я не готова.

У меня со здоровьем, надеюсь, будет все хорошо. Посмотрим, жизнь покажет.

Кем ты был до блогерства? Давай биографическую справку.

На юрфаке в университете учился. Работал грузчиком на аптечном складе. Устроился на фирму «Биган» работать грузчиком. Подрабатывал дворником, потому что платили хорошо. Мне предложили там быть кладовщиком. Потом — завскладом. И одновременно друг попросил на «Короне» помочь на Новый год продавать вещи. Я начал с людьми работать — он сказал: «Бля, Вадим, приходи ко мне». Я два года работал на фирме и на выходных на «Короне». Боялся уйти из фирмы, потому что меня держали кабинет, стол, молоко, проездной (смеется). У меня, наверное, совок еще в голове был. Зарабатывал на «Короне» на выходных больше, чем зарплата.

И тогда я начал развивать «ВКонтакте» группы моего магазина на 10 тысяч. Меня начали с «контакта» приглашать в Instagram.

Сколько ты проработал в магазине?

Больше 10 лет. Даже сейчас в Польшу приехал — мама моего клиента нашла меня. «Вадим, здравствуй. Давай я тебе помогу». У меня знаешь, как приходили в магазин? «Так, давай потом оденемся, пошли на кофе».

Какая у тебя магия в общении, что люди к тебе так возвращались постоянно?

Я не знаю. Я всегда был таким человеком, со школы. У меня мама такая была. Я всегда говорил: не имей 100 рублей, а 100 друзей. Я пытаюсь в каждом человеке найти хорошее.

Юробразование помогло в жизни, повлияло на тебя?

Помогло, что я сел в тюрьму. Помогло в том, что я остался человеком.

О семье и любви

Как на семью повлияла твоя отсидка? Ты писал, что горе вас объединило.

Она объединила, сплотила нас. Но они до сих пор переживают за меня.

Негативным образом не отразилась?

В каком-то вопросе отразилась, не буду говорить, как. Конечно, есть сестра, которую я потерял. Ее муж — полковник в Щучине. Она сказала: «Слишком много Вадим наговорил».

Ты человек одинокий? Хочешь семью?

Я жил вообще-то 10 лет [с партнером]. Мне приходилось это скрывать. Мы должны воссоединиться здесь. А там как будет, я не знаю. Может, друзьями останемся, может, всё хорошо будет. Потому что сложно проходить этот этап.

Его приняла семья моя. Он первый, кому я попросил сообщить, когда был в тюрьме. Я скрывал от вас всё это. Потому что я жил такой закрытый, хотя было много вопросов, кто я. Людям всегда интересно твое нижнее белье.

Мне кажется, потому что недосказанность, искренность не до конца — люди это считывают. Не так?

Да, да, да. Получалось, я был искренен во всем, но в этом я играл. Может, из-за этого и интерес людей ко мне был: бля, кто он?

Но я не мог сказать. Видишь, что мне сделали менты? Они же мне помогли, они раскрыли меня. Это насильный камин-аут, который эти сволочи сделали — я сейчас могу спокойно на эту тему говорить.

То есть, до того, как тебя задержали, даже семья не знала про твои отношения?

Нет, не знал никто.

А как твой партнер отнесся к тому, что есть видео, где ты с другим сексом занимаешься?

Во время одного из судебных процессов над Вадимом в новом Telegram-канале появилось снятое скрытой камерой секс-видео Вадима. Вскоре его удалили, но скриншоты распространились по пропагандистским каналам. Силовики ходили и показывали видео людям, которые приехали к суду поддержать Ермашука. Вадим собирается пожаловатться на этот факт — куда, не уточняет.

Конечно, переживал. Честно сказать… Ну я такой. Я — очень любвеобильный. Я люблю секс.

Это было предательство в то же время, но он всегда знал, какой я. Но я не сердцем изменяю, я изменяю физически. Вот я за проституцию, чтобы у нас легализовали проституцию, как в нормальных странах. Тогда у нас не было бы ни педофилии, ни насильственности. Чтобы проститутки были защищены.

Это не повлияло на ваши отношения?

Нет. Я вообще бисексуал, я могу и с женщинами. У меня и отношения были. И все мои девки, которые со мной спали, думали «А-а-а, с кем мы!», хотя ничего не сказали, все нормально. Можем групповухи устраивать. Я за свободные отношения.

Про видео — у тебя есть какие-то идеи, как они могли это провернуть?

Не знаю. Явно, что это не я снимал, потому что даже есть фотография в скрине, где я записываю сторис, а камера уже стоит.

Это силовики или это какая-то подстава была со стороны того партнера?

Да, может, кто-то на них работал. Они же шантажируют людей.

Каминг-аут — это важно?

Не тот, который был у меня. Каминг-аут должен быть осознанный. Возможно, если бы уехал, я бы сказал, кто я, что я — сам.

Почему важно? Для того чтобы люди спокойно жили. Помнишь, н*гры боролись за свою идентичность? Сейчас мы должны бороться тоже за свою идентичность.

Как ты думаешь, почему вообще в целом так вот эту тему используют, чтобы кого-то оскорбить, унизить. Почему этого настолько много среди силовиков?

Они извращенцы, им это нравится. Они латентные пи**расы все. Что они с закрытыми дверями делают, мы ж не знаем.

Про блогерство в Польше и Гродно

Как ты видишь свою дальнейшую работу в блогерстве?

Я в своем Instagram показывал минусы и плюсы Гродно. Где хорошо дорогу сделали, где плохо. Почему я не могу показывать людям Европу, чтобы они видели и не боялись ее. У нас в менталитете у людей сложилось, что здесь всё так хреново. Мне хочется показать её с другой стороны, потому что я здесь себя чувствую свободно. Может, создать какое-то шоу… Это в моих планах, я не буду рассказывать, а то кто-нибудь воспользуется.

Ты же еще начал по-польски писать.

Да, переходить на аудиторию польскую. Надо сейчас язык учить, но у меня пока здоровье. Я язык понимаю, но не говорю.

Как тебе технические изменения, которые в Instagram произошли?

У меня Instagram вечно блокирует все. Сейчас мне месяц нельзя в прямой эфир выходить. Я не могу привыкнуть, раньше я мог свободно там говорить.

Что ты думаешь про блогерство в Гродно?

Уже в 19−21 году люди писали, что я вышел уже за рамки блогерства. Ну типа, что я могу быть мировым блогером со своей позицией, со своим месседжем. Сейчас я могу по теме ЛГБТ спокойно говорить.

Я уже накривлялся. Какие у нас блогеры — кривляться? Это уже пройденное.

На блогерстве в Гродно можно было зарабатывать, но качественной рекламой. Все блогеры в Беларуси сотрудничают с властями и ментами.

Страх смерти

Что с онкологией? Какие прогнозы, какой план лечения?

Прогнозы… Мне надо срочное обследование. После 14 числа будет известно. Возможно, я еще недолечен. Как мне сказал врач, Вадим, у тебя еще только начало. Все очень серьезно.

Переживаешь?

Нет, ну, а что мне переживать? Я смерти не боюсь, если что. В свои 40 лет меня узнали, меня знают. Я где-то что-то чего-то добился. В какой-то момент даже вклад в историю Беларуси, я считаю, внес.

А ты не боишься, что близкие люди без тебя останутся?

У нас же много мам и бабушек, наши все семьи умирали. Мы остаемся как-то. Полгода, и время лечит.

На ком та точка на рынке осталась, когда ты уехал?

Я думаю, все нормально. Нашли нового продавца. Но я лучше (улыбается).

«Народный депутат» — это шутка ли ты хотел бы пойти в политику?

Да, я хотел бы показать, как должен работать депутат. Я не шучу. Да, мне хватало моей работы, помимо этого я успевал бы делать вопросы те, которые должны делать депутаты.

С какими темами ты работал бы?

Прав человека, конечно же. И так же может любую тему поднимать. Надо заниматься вопросами вообще, чтобы законодательство работало. Конституция неплохая в Беларуси, только мы ее не соблюдаем. Соблюдали бы — не было бы подзаконных актов, которые Лукашенко составляет.

Что ты понял за время в заключении про себя?

Что я сильный, но сила моя была благодаря семье, и только семье. Но были и предательства.

Сколько книг там прочитал?

Сотни книг качественной литературы, в основном, классика беларуская, зарубежная и русская. Дюма, Бальзак, Гюго, Стендаль, Ребле, Диккенс, Лондон, Солженицын, Головкина (Римская-Корсакова), Достоевский, Гоголь, Булгаков, Толстой, Чехов, Рыбаков, Короткевич, Колас. Я начал выписывать цитаты — и половину нормальных книг из библиотеки сожгли в «ракете» — на свалке.

Как себя вести с насильниками, с маньяками?

Смотреть в глаза, они этого боятся. Им нравится твой страх. Так же, как в этой системе. Год я был в страхе. Но потом этот страх ушел. Я считаю, наша система — это система насильников. Мы жертвы, а они насильники.

Собираешься вернуться в Беларусь?

Мы вернёмся, да, конечно.

Когда?

Скоро.