Юзеф Мисюкевич — последний человек, который работал на мельнице под Тарусичами. В 2001 году он ушел на пенсию, попал в аварию и потерял ногу. Мельница вскоре закрылась. Её пытались выкупить, но никому, кроме Юзефа, продать её не были готовы. А ему это было уже неинтересно.
Сейчас ему 74 года. Он помнит все тонкости работы, удивляется дилетантским вопросам и, кажется, не осознаёт, что он последний мельник в Гродно.
Мельница на реке Татарка, где работал Юзеф, известна с 17 века. Тогда в Гродно было много мельниц. Этой повезло сохраниться. В 2009 году ее выкупил у колхоза программист Евгений Дорогуш. Он планирует восстановить мельницу, возить сюда туристов и печь булки из смеленного здесь зерна. А еще сделать музей, разводить форель и выращивать ягоды годжи.
Вместе с Евгением приезжаем без приглашения в гости к Мисюкевичам в один из зимних выходных. Евгений уже несколько раз встречался с Юзефом, чтобы задать вопросы по истории мельницы и про мельничное дело.
Семья живет в большом ухоженном доме. Это бывший Дом быта, в котором работала жена Юзефа — Алиция Болеславовна. В 1998 году Мисюкевичи его выкупили. На пороге встречают два кота.
Хозяйка проводит нас в комнату к Юзефу. Сейчас она одна ухаживает за мужем. Он болеет, но ясность ума сохранил, хотя в речь приходится вслушиваться. Говорит на трасянке с польским акцентом и живо реагирует на вопросы про мельничное дело.
Как благодаря мельнице снимался в фильме
— Вы понимаете, что вы последний мельник в городе?
— І гэты здохне ўжо скора, — смеется Юзеф.
Первое, что вспоминает Юзеф о мельнице, — это съемки фильма. Семь рублей он получил за съемку в массовке. По три платили в день за «аренду». Рабочая аутентичная мельница в 1970-х уже была редким объектом.
— Я был там партизаном. Карабин дали и усы приклеили, — улыбается Юзаф. — Снимались на мосту. Один бежал на мост, а мы втроем его били. Пару кадров сделали. Долго снимали. Конница шла и пулемет. Артист красивый — немец — выступал. Балявали — на стол гуся поставили. Пили самогон. Ну как самогон — подкрашенную молоком воду.
Рабочее название фильма — «Прощание моего детства». Потом его поменяли. Евгений Дорогуш пытался найти этот фильм, спрашивал местных. Они помнят, что фильм снимался, но названия не знают. По разной информации, фильм снимали с 74-го по 76-й год.
«Я всю фильмотеку „Беларусьфильма“ бегло просмотрел. Если момент короткий, то я его, наверное, пролистал. Если бы был хотя бы пятиминутный фрагмент, я бы его нашёл», — говорит Евгений.
Для еще одного фильма здесь записывали звук работающей мельницы.
Что было до колхоза
Юзеф родился после войны — в июле 1945 года. Тогда, вспоминает он, мельниц было «да ліха». Ребёнком он ещё застал семью Пролейко, которые владели мельницей до колхоза. А до этого, вспоминает Юзеф, здесь «жыды рабілі». Но «хітрыя былі» и перед войной продали мельницу полякам и уехали в Америку.
С дочкой владельца мельницы он ходил в один класс. В 1949 советская власть забрала мельницу в колхоз, а владельца арестовали. После амнистии в 1953 году, когда умер Сталин, Пролейко с семьёй уехал в Польшу. В гродненском архиве Евгений Дорогуш нашёл дело Пролейко, но посмотреть его не смог: ещё не закончился срок секретности документа.
После развала СССР родственники владельца из Польши приезжали и хотели вернуть мельницу, но ничего не вышло. Евгений планирует их разыскать, чтобы увековечить память о последнем частном владельце мельницы. К тому же, это может быть интересно польским туристам.
— Приезжал, хотел мельницу забрать обратно, — говорит Юзеф о сыне последнего частного владельца мельницы. — Я говорю: купляй мельницу, забирай, потому что мне уже надоело, я буду уходить. В Москву он ездил за разрешением. Не разрешили.
«А потом Соколовский работал, Хомичевский», — вспоминает Юзеф мельников. Хомичевскому не повезло. С вала сошел камень и ему оторвало ногу. Юзеф говорит, что на его мельнице случаев травм было крайне мало. «А на Чеховщизне: пошел мельник ремень надевать. А еще может и выпивший был. Его на штифт намотало и убило. Там ведь такие обороты у мельницы!»
Как учили мельничному делу?
Один мельник не справился бы с работой — ему нужны были помощники. Был мельник, помощники, заведующий и «портяной», который занимался финансами. Что-то вроде бухгалтера.
После 7 классов Юзеф пошел работать — помогать отцу. Его отец был кузнецом и строителем. Кузня до сих пор стоит на его малой родине в Каролино, сейчас в этом доме живет его зять. С 17 лет и до армии в колхозе «Сталинский путь» работал «на конях». «Картошку садзілі, навоз вазілі, акучвалі», — вспоминает мужчина. После армии и до смерти отца в 1979 работал на Обувной фабрике слесарем и механиком. За пару лет сдал на 6-й разряд. В 1972 году женился. Тогда ему было 27 лет. Как говорит, «жаніўся стары — мужчына ўжо быў». Родились две дочки.
После смерти отца начал работать в колхозе — на сушилке и на мельнице. Говорит, председатель Апоник уговорил.
— А как вы учились на мельника?
— Хто там вучыў?! — восклицает Юзеф. — Бацька рабіў, потым брат Генка рабіў, я памагаў ім. Он там праработаў дачорта — паўжызні - на мельніцы! Ніхто не ўчыў. Я сам інцерэсаваўся ўсім. Ніхто мяне ні слесарам не вучыў, ні за акамулятары ніхто не вучыў. Я сам, у мяне жылка такая была. Самаучка. Пара лет — і наблатыкаешся, научышся.
Евгений говорит, что тоже хотел бы научиться, но некому объяснить нюансы. Юзеф отвечает, что в этом нет ничего сложного. С образованием в 7 классов он сам во всем разобрался. Даже на слух мог понять, что с оборудованием что-то не так. Вот пеклевать, говорит он, сложнее, — когда мука сортируется по сортам (пеклевать — мелко молоть зерно на муку и просеивать её, отделяя мелко помеленную муку от крупных фракций несмеленого зерна).
Тут Юзеф оживляется и начинает объяснять нюансы с кучей терминологии, понятной только мельникам. Живо реагирует и возражает, когда Евгений ошибается. Какое-то время они обсуждают мельничное оборудование. Евгений рассказывает, что из механизмов осталось, а что вандалы разобрали и сдали на металл.
«Пакуда людзі есць — должэн паследнему змалоць»
Юзеф вспоминает, как молол муку, делал перловку, макароны третьего сорта. Оплата была 50 на 50. Если он намолол на 100 рублей, то половина доставалась ему, половина — колхозу. Говорит, воровать не было смысла.
Работал шесть дней в неделю, а иногда и по воскресеньям. Рабочий день длился «з 9 ранку аж пакуль не сцямнее ўжэ. Пакуда людзі ёсць — должэн паследнему змалоць». При том эта работа не была сезонной, как можно подумать. Работы хватало круглый год. И людей было, как говорит Юзеф, навалом — очереди стояли. За день мог обслужить 50−100 человек — в зависимости от того, какого качества муку выпускаешь.
— Он поработал за свою жизнь, — вздохнет потом жена.
Юзеф говорит, что зарабатывал нормально, потому что работал еще в колхозе. Мог заработать больше, мог — меньше. Но, говорит, на жизнь хватало. Жалуется на денежные реформы, которые обесценили сбережения.
Тогда колхозы с людьми рассчитывались продукцией — зерном. Поэтому, чтобы собрать деньги, «городским» продавали яйца, мясо, молоко, шерсть. Пшеница, рожь шли на корм скоту, на хлеб.
— А самогонку делали?
— О-о-о, самагонку гэта само сабой, — смеется Юзеф.
А хлеб, говорит Юзеф, теперь не получается, как раньше — небо и земля. «Калісьці маці хлеб пячэ — ён месяц не чарствее. Астатак выносілі ў халоднае месца. Пяклі бляшку — пяць-сем штук вылажвалі. Раз у месяц пяклі зімою. А летам часцей пяклі, патаму што гарачэй. Пякуць — ё-маё — булкі такой таўшчыны», — показывает руками. И делится секретами готовки. А сейчас, говорит, уже не тот вкус — химии много.
«Удачка стаяла ля мельніцы. А фарэль! Як німа людзей, удачку бярэш, чарвякоў, і пайшоў! Кажды дзень пад турбінай така-а-а-я фарэль была. Піскары! Як ідуць на нераст, ё-маё, ручай аж кішэў. Нічога не трэба — абыкнавенны кошык, каторым картошку капалі, цэлы кошык набіраў! Всё тэраз памянялася. Тэраз не нада эта. Гасударству даходу няма».
«Біблію можна было напісаць з гэтага ўсяго»
«Раньшэ многае помніў, цяпер запамінаю», — вздыхает Юзеф. Между делом мельник рассказывает, как выводили крыс. «Крысаў на мельніцы было — ё-маё. Мяшалі гіпс с мукой. Крыса наесца мукі с гіпсам, вады хоча піць, нап’ецца — і гатова. Вот так і жылі, і работалі. Усяго хватало».
В средневековье считалось, что мельница — загадочный объект, связанный с нечистой силой. Интересуемся, были ли похожие мысли во времена Юзефа. Он смеется. «Это анекдоты», — говорит он. Но признает, что мельником быть — всегда было почетно. «І выпіць прывязуць, і паесці. Водкі там было мора, як у рэстаране».
— Звонили и звонили домой всегда, ехали-ехали, боже, ой. Приезжали и в гости, и муку молоть. Агрономы, все начальники были. Дружить-то дружили, все помогали. А как заболел — никто не открыл двери ни разу, — говорит жена мельника. Хотя признаёт, что колхоз помогает: выписывает зерно дешевле, на день сельского хозяйства дали 20 рублей.
Иногда плохие люди могли уехать и не заплатить. Но когда мельниц стало немного, так уже не получалось. Однажды один клиент уехал, не заплатив. Потом вернулся. Юзеф заявил, что молоть ему больше не будет. И человеку пришлось отдать деньги.
Мельник оказывался в центре событий и историй. «Казки, байкі… Прыходзілі ўсякія, расказвалі пра вайну, як ваявалі… Дзе хто быў… Ё-маё, там усё, што хочаш. Біблію можна было напісаць з гэтага усяго! — говорит Юзеф. — Можна расказаць, як мельнік з жанчынамі дело меў. Кажды мельнік там меў бабу».
Когда мужья умирали, а дело было после войны, женщины сами привозили на мельницу зерно. Некоторые приезжали издалека. Если была большая очередь, а молоть и пеклевать долго, прямо в мельнице на соломе ночевали. Там же могли на печи готовить есть. Судя по намекам Юзефа, не всегда дело ограничивалось одним лишь сном. «Чапляліся», — говорит он.
— Ён там помніць! — скептически говорит жена.
— Мельнікі расказвалі, — будто оправдывается Юзеф.
«Хай робяць, што хочуць»
Ближе к концу 90-х в колхозе стало работать меньше людей. На мельнице стало меньше работы. Сначала мельник работал два дня, потом и этого стало много.
Юзеф ушел с мельницы в 58 лет — в 2003 году. Объясняет просто: «Надаела!» После него на мельнице поработал один военный месяц или два. У него не было опыта и справляться с оборудованием было трудно. Еще один человек потом хотел выкупить мельницу у колхоза, но ему не продали. Он просил Юзефа, чтобы тот выкупил мельницу и продал потом ему, но мельник не согласился. Тогда мельница работала уже на электричестве, не на воде.
Вскоре после ухода с мельницы Юзеф попал в аварию. Из-за врачебной ошибки ему ампутировали ногу. Он начал передвигаться на инвалидной коляске. А теперь и вовсе редко выходит из дома.
Когда Юзеф уходил, мельницы уже закрывали. Хотя клиенты еще были. Колхоз, как и раньше, давал зерно людям, которое надо было молоть. Юзефу было уже тяжело работать. Надоела ему и шпана, которая залазила внутрь: отрывали доски от турбины, двери выбивали.
Часто в мельницу на цокольный этаж бросали котов, собак, щенков. Они могли там нашкодить и просто разорвать оставленную телогрейку или шапку. Больше всего Юзефа злило, когда выпускали воду из корыта под турбиной. Тогда нельзя было начать работу — приходилось ждать, пока оно наполнится. Ну и, конечно, воровали провода на металл. Однажды ухитрились обрезать кабель под напряжением.
— Перш інцярэсна было. А потым… хай робяць, што хочуць, — отмахивается Юзеф.
Он заметно устаёт от разговора и опускает голову, будто дремлет. Алиция Болеславовна показывает поделки от внуков. Когда мы делаем фото, прихорашивает мужа, поправляя ему волосы. Говорит, становится тяжело за ним ухаживать. Только за жилетку она может его поднять.
От предложения Евгения поехать посмотреть какой стала мельница, Юзеф отказывается, как и все предыдущие разы.
— Слухай, я ўжо еле хаджу. Сяду і ўсё. Мне ужо цяжка. Не выходжу на вуліцу. Знаеш, ужо чалавек дажывае. Тут яшчэ год пражывеш — гэта ўжо шчасце.
Евгений говорит, что общение с Юзефом для него очень ценно. Одно — учебники, другое — когда человек знает все тонкости работы.
— Одно дело, когда это просто мельница из блоков и бетона сделана, а наша мельница — она каменная, она с историей. Из нее можно сделать что-то интересное. Я бы очень хотел.
