«Чтобы перевести Мицкевича, я его не перевожу». Мария Мартысевич рассказала, как работает с текстом поэмы «Гражына»

Первые шаги к переводу «Гражыны» поэтесса Мария Мартысевич сделала 15 лет назад. Вернулась к тексту только сейчас. По ее мнению, «неопределенные времена — лучшие для таких проектов», так как позволяют «скрыться» от действительности и отследить параллели между историей и современностью.

О том, чем новый перевод отличается от предыдущих и что сама переводчица мечтает «подарить» через него Беларуси, Мария рассказала для канала «Тётя Ира Разрешила».

«Мицкевич также писал „Гражыну“ в неопределенное время своей жизни»

«„Гражыну“ в переводческом сообществе долго считали „моей“. Ведь лет 15 назад я перевела вступление стихотворной повести для одного издания, — рассказывает Мария Мартысевич. — Все эти годы у меня был план однажды закончить перевод. А неопределенные времена — как раз подходят для таких проектов. „Гражина“ — почти герметичное произведение, вещь в себе. Поэтому для меня это надежное укрынтие от действительности».

Переводчица получила стипендию Gaude Polonia и на полгода погрузилась в историю филоматов и филаретов, поэтику раннего Мицкевича и другие литературные события XIX века. По ее мнению, все это мало известно нашему широкому читателю, поэтому стоит переиздания и обновления.

«Кстати, „Гражыну“ Мицкевич также писал в неопределенное время своей жизни. Он закончил и издал повесть в 1822−23 годах, между фактически двумя судебными следствиями, под которые попал», — рассказала Мария.

По словам переводчицы, параллели современной истории с событиями того времени вызывают дополнительный интерес. Об этом она писала в своем цикле Facebook-лекций «Матам пра філаматаў».

Мечта переводчицы: «Чтобы Гражина стала популярным белорусским именем в ХХІ веке»

По словам Марии, «Гражына» написана архаизированным польским языком с примесью «виленской польщизны» и белорусизмов.

«Попытка стилизовать этот язык по-белорусски — очень интересная работа. Я много времени проводила со словарями, белорусскими текстами XIX века и другими новыми для меня источниками. Поскольку приходится по словам „перебирать“ польский текст, то, как мне кажется, я вижу много преднамеренных или подсознательных игр поэта».

Для примера этого переводчица говорит: «Могу подтвердить мнение Антония Одинца, что прототип Гражины — это Каролина Ковальско, ковенская любовница Адама Мицкевича. Недаром героиню поэмы в первой версии зовут Карина».

По мнению Мартысевич, помимо имени Гражина, произведение мало дало польской культуре. В то же время она отмечает сильное влияние поэмы на самосознание современных литовцев, так как в комментариях к «Гражыне» Мицкевич много пишет об архаичной, языческой, неславянской Литве.

«В Беларуси сегодня произведение популярно меньше, чем заслуживает, но, надеюсь, своим трудом я изменю эту ситуацию. Типа, чтобы Гражина стала популярным белорусским именем в ХХІ веке», — говорит Мария.

Перевод от Мартысевич — «сознательная игра» с языками

«В отличие от Сергея Дергая и Петра Бителя, я переводила Мицкевича не как белорусского автора. Они намеренно делали „белорусизацию“ его поэтики — это следовало из их биографий и отношений с польской культурой и было логично и оправдано в ХХ веке, — говорит Мария о предварительных переводах „Гражыны“. — Но я не перевожу его и как польского поэта. Я отношусь к ранней поэзии Мицкевича, как к самобытному явлению, возникшему в рамках эстетики польскоязычной культуры бывшего Великого Княжества Литовского. Я употребляю слова из „старобелорусского лексикона“, которые присутствующие в оригинале — переписываю их кириллицей, использую некоторые диалектные и разговорные формы, которые могут показаться то русизмами, то полонизмами. Это сознательная игра. Можно сказать, чтобы перевести Мицкевича, я его не перевожу».

Что будет в книге: новый перевод и зашифрованные сигналы от Мицкевича

Переводчица отмечает, что в прежних белорусских изданиях «Гражыны» не публиковались авторские комментарии к поэме. А они важны, чтобы понимать замысел Мицкевича, вдохновленного Яном Чечотом, Тамашем Заном, Иоахимом Лелевелем.

По мнению Марии Мартысевич, в «Гражына» есть много от мистификации.

«Чтобы все выглядело „правдоподобно“, Мицкевич пишет обстоятельный научный комментарий, а на деле — в очередной раз играет с читателем. И присылает ему зашифрованные сигналы».

Читайте также:

• Марыя Мартысевіч: «Сарматыя» жыве сваім жыццём"
• «Мы губім тое, што любім». Сцяпан Стурэйка — пра новую кнігу, гістарычную спадчыну і немагчымасць захаваць мару
• «Гатова чакаць ад сябе чаго заўгодна». Ганна Янкута расказала, як пасля ката Шпрота напісала «Канстытуцыю»