В этом году одному из самых успешных белорусских художников Сергея Гриневича исполнилось 60 лет. «Радыё С**бода» поговорила с ним о том, как художнику сегодня стать востребованным, о кровати Цеслера, акционизме Кузьмича и знакомстве с Захаром Кудиным.
Восемьдесят процентов картин за рубежом
Большинство произведений Сергея Гриневича находится за рубежом: в США, Бразилии, Китае, Испании, Швейцарии, Германии, Франции, Нидерландах, Литве, Польше, Украине. На вторичном рынке частному коллекционеру перепродают его полотна за десятки тысяч долларов.
Некоторые произведения, как и их автор, никогда не покинут Беларусь. Они не продаются. Монументальная стена Коложи или триптих «Распятие». Художник называет их хрестоматийными и хранит в мастерской. Она образовалась в стареньком домике рядом с бывшими водонапорными башнями Касей и Басей в Гродно. Башни город тоже отдал под мастерские других художников.
Пол в каплях краски, давно не беленые стены, старенький диван и солнечный свет, который пробивается через непрозрачные окна. Здесь он делает искусство. Видны «лица» лишь некоторых картин, остальные сложены на полках или приставлены к стене «спиной» к зрителю.
Сергей режет сыр к кофе и рассказывает, что на днях собирал большое «пати» у себя за городом. Половина гостей — родственники, с которыми он до сих пор старается общаться как можно лучше, остальные — художники и дизайнеры.
— Имеете ли вы привычку подводить черту под сделанным?
— Этого трудно избежать. Хочется еще многое сделать. Я не очень доволен, но никогда не жалуюсь. У меня всегда все хорошо, как у американцев.
К себе я имею много претензий как к художнику. Много времени потратил на несущественные вещи, на то, что можно было не рисовать. Были времена, когда надо было выживать, зарабатывать деньги. Никто не покупал картин, не заказывал монументальных произведений.
Станковая живопись — это мое хобби. Я монументалист — делал витражи, сграфитто, росписи. Закончился Советский Союз — закончились заказы, и пришлось заниматься живописью. У всех тогда, в 90-е, трудно шло. Приходилось делать на заказ.
«Возможностей уехать было много»
Последние три года художник строил свой дом под Гродно на берегу Немана. Он возник на месте конюшни — деревянный, с мансардой и очень светлый, так как много стекла. Интерьером и многими другими работами Гриневич занимался сам. Проект делал его друг архитектор Александр Трусов. В прошлом году дом победил на конкурсе Союза архитекторов.
«Не люблю пиариться», — поясняет Сергей то, что новость осталась незамеченной.
Построить дом он хотел давно, но рассуждал, в какой стране.
— Значит ли это, что вы окончательно решили не покидать Беларусь?
— Я это решил давно, сразу. Хотя возможностей уехать у меня было много, и до сих пор есть. Я с 2006 года работаю со швейцарским коллекционером Фридрихом Кистэрсам, мы дружим. Я туду езжу регулярно. Прожил в Швейцарии в общей сложности 2,5 года. У меня там мастерская, рисую картины.
Почему не уехал? За границей лучше чувствовать себя гостем. Я часто выезжаю. Как только ты переехал, ты сразу становишься второго сорта, а для коллег из друга превращаешься в конкурента. Я не люблю толкать локтями.
— Вы успешный художник …
— В некотором смысле это счастливый случай. Судьба свел с Фридрихом, искусствоведом, критиком по специальности. Он наследник известной коллекции Хайнца Кистерса, своего отца. Это коллекция древнего классического искусства.
Из книги Фридриха Кистэрса о Сергея Гриневича
«Если „наши“ придут к власти, я стану в оппозицию»
— Как сегодня молодым художникам стать востребованными?
— Художник должен сначала сам с собой разобраться. Если он востребован для самого себя, доволен тем, что делает, или движется вперед, тогда будет… Публичный успех может прийти и потом, даже после ухода художника. Быть в гармонии с собой — то, что может сохранить в творчестве, чтобы молодой человек не разочаровался, что он делает что-то полезное для общества и для себя самого. С материальным успехом — как кому повезет.
Оставаться искренним самим с собой в искусстве. Я и к себе это отношу. Компромиссы с совестью откликаются очень дорого. Сотрудничество с Фридрихом полезное, потому что я сразу определил ему свою позицию: никаких специальных заказов «Нарисуй мне то». Он потому и начал со мной работать, потому что я всегда неожиданный и делаю ему сюрпризы.
— Легко ли сегодня художнику жить или выживать в Беларуси?
— Нелегко. Я никогда не осуждаю, когда человек дает слабинку, когда идут на компромисс и сотрудничают. Это массовые масштабы в последнее время. В нашей белорусском ситуации трудно быть автономным. Я себе поставил задачу быть автономным, во внутренней иммиграции, как бы пафосно это ни звучало. Как можно больше сократить отношения с государственными учреждениями.
